- И почему её прорывает в самый неподходящий момент? - он понял, что вляпался. Нелепо и бездарно. Вляпался на самом, что ни на есть, ровном месте.
Идиотская шутка из одной фразы грозилась перерасти в очередное «сокрушение мира» с женой.
Пальмовое месиво резало глаза своей зеленью какой-то первобытной природной дикостью, в которую невозможно было ни поверить, ни переварить.
Берег своим рисунком, выпуклым и податливым, просачивался куда-то ему внутрь и растворялся там тягучим приливом, сладко подергивая за нейроны.
Она, упустив из виду дочь, решила больше не метаться в поисках своего неугомонного чада и стояла у палубных поручней.
Она вскипела. Было из-за чего.
- Вот уж выдал, так выдал! – сокрушалась она, – Как же можно было так сказать после пяти лет брака? «И рядом не стояла!» Я разве претендую на сравнение с Мэрилин? Но зачем же он так при всех? Да и чёрт бы с ними, со всеми...
Даже здесь, на Карибах, она никак не могла отойти от этой изматывающей гонки за своей внешностью. Занятия шейпингом, в тщетной надежде вернуть тело в прежнюю форму после рождения дочери, напрочь выводили из себя.
- Заколдованное место! Так вокруг все необычно и благостно, а он… - она закурила.
Сорокаместный прогулочный теплоход подходил к игрушечной бухте, вошедшей в историю своим деревянным, стометровым причалом.
Почти полвека назад «Душечка», воплощенная Мэрилин Монро в легендарном «В джазе только девушки», бежала по этой естественной декорации острова Санта Лючия на свидание, назначенное ей «флоридским миллионером».
С той поры этот райский пальмовый пятачок паломническим магнитом притягивал к себе яхты с далёких и близких материков.
Из судового радио что-то вязко бормотал гид, изредка прерывая своё монотонное повествование короткими паузами с явным звуком стаканных прихлёбываний:
- …между прочим, фильм не случайно был снят черно-белым, хотя в те годы цветное кино давно существовало, да и Монро была связана контрактом, по которому обязана была сниматься только в цветных фильмах…
Неожиданно рупорный голос проснулся:
- Д-ааа! Вот бы его переснять заново, краски-то здесь какие!
Судно, обогнув мыс, стало швартоваться к короткому пирсу Каспри, обустроенному прямо у рыночной площади.
- …актриса к началу съемок была беременна, и ее округлые формы имели вполне естественную причину..., – рупор по-прежнему заунывно фонил.
С берега навстречу морскому прогулочному катеру влетела в воду ватага местной ребятни. Чернокожая мелюзга, подплывая к самому борту, наперебой стала выкрикивать причудливо исковерканные слова:
- Дроп зе доллар! Дроп зе доллар!
Смысл лозунгов, обращённых к стоящим у поручней туристам, лаконично пояснил судовой гид:
- Просят монетки!
Карибские «ихтиандры» поочерёдно ныряли за влетающей в воду мелочью, брошенной любопытствующими экскурсантами. Их кучерявые головы выныривали на поверхность словно всплывающие воздушные пузырьки, лопающиеся от смеха.
Детвора победно вытягивала вверх руки, демонстрируя окружающим поднятые со дна «сокровища».
Мальчишки исполняли привычный для них трюк исключительно легко и непринуждённо, бросая торжествующие взгляды на прибывших гостей.
Она, не удержавшись, достала из кармана монетку в 10 эскудо и, подбросив ее вверх щелчком пальцев, стала наблюдать, как медяк, заигрывая кривыми солнечными лучами под водой, неторопливо опускался на дно.
Муж несколько секунд рассматривал замерший на песчаном дне металлический пятачок и неожиданно для всех зрителей этого незапланированного шоу, сбросив с себя шлёпанцы, забрался на бортик и пружинисто прыгнул в воду.
Предательская вода моментально обожгла глаза новоявленного ловца. Отчётливо видимый сверху «заморский алтын» под водой и вовсе казался огромной золотой медалью, лежащей совсем рядом, стоит лишь протянуть руку, но даже десяток сильных гребков ничуть не приблизил его к цели.
- А папа зачем плыгнул? – белокурый человечек, обняв маму за ноги и по-детски округлив глаза, следил за размытым рябью подводным силуэтом отца.
Вода упрямо его выталкивала, как нежеланное и чужое тело, вверх.
Осознание собственного бессилия пришло одновременно с нестерпимой болью в висках и онемевшими лёгкими. Казалось, что всё тело заполнялось впрыскиваемой в него под давлением невидимой силы жидкостью.
Глубина, надевшая на голову ныряльщику свой терновый венок, прокалывала сознание невидимыми шипами.
Глаза отказывались воспринимать искажённое подводное пространство. Интуитивно вытянув руку навстречу бликующему металлу, он почти бессознательно зачерпнул пальцами песок и, оттолкнувшись от дна руками, начал всплывать.
Вынырнув вместе с первым вздохом, со стороны больше похожим на спазм восторга, в его голове выстрелили тысячи ослепляющих и оглушающих салютов.
Тяжело забравшись на палубу и раскачиваясь из стороны в сторону, он подошёл к жене.
- Тебе…- его пальцы разжались, ноги подкосились, и тело тихо осело вниз. На губы вместе со струйками морской воды, тонкими ручьями потекла кровь из лопнувших сосудов носоглотки.
- Господи! Ну, ты и дурак! Ну, какой же ты, всё-таки, у меня дурашка… - она, придерживая свою снятую бандану у запрокинутой вверх головы мужа, пыталась остановить кровотечение. Она не хотела плакать при всех и плакала.
Дочка, сидя на корточках, аккуратно разгребла рассыпанный отцом на палубных досках мокрый песок. Вскочила и, звонко шлёпая босиком, подбежала к облепившим мать пассажирам. Растопырила протянутую ладошку, на которой блестели две крохотные лимонные ракушки и гордо пролепетала:
- Смотлите, какие мне лакушки папа из моля достал!
о. Сент-Люсия, Каспри, 1998г.
