С романтикой по жизни или "Одержимость идиота" (Часть 3)
|
|
Путь до пресловутого «недорогого перекантовочного» места, адрес которого написал Мартин на стильном бланке Ассоциации, оказался совсем не легким.
Вокзал, трамвайная остановка и, в довесок, еще почти целый километр от конечного трамвайного кольца до пункта назначения.
Вроде бы, и ничего особенного, если бы не моя ноша – пресловутый идиотский чемодан. Не было у него колесиков, а вот неподъемный вес - был.
И, все-таки, на задворках города мы нашли одноэтажный домик, просто и незамысловато раскрашенный розовоголубыми красками.
У домика суетливо гуртовался народец. Это были донельзя странные люди. За три дня пребывания в Цюрихе я не встречал на улицах ни одного подобного персонажа. Бомжи –не бомжи, отшельники - не отшельники.., самый настоящий паноптикум - сборище людей из другого измерения.
Впрочем, не буду лукавить, мы с Борькой тоже вписались в эту толпу. Особенно я - со своим рыжим, непотребных размеров чемоданом.
Весь собравшийся люд пребывал в ожидании, когда раскроется заветная дверь этого невиданного заведения.
Из обрывков чужих разговоров выяснилось, что по этому адресу находится отель.
И если кто-нибудь скажет, что это не отель, пусть что-нибудь в меня бросит..
Даже камень.
Просто это был не совсем обычный отель.
И распорядок дня в нем был своеобразный.
Открытие - в восемь вечера и закрытие - в девять утра.
Примерно также, как в московских новомодных клубах.
Конечно, сегодня можно сколь угодно долго изгаляться над этим «клубоотелем», но тогда он стал для нас материнской колыбелью.
Представьте, что, вдруг, посреди монументальных домов позднего ренессанса и барокко, вы набрели на храм, спрятанный в подмосковных рощах.
Для понимания несколько слов о самом домике.
Структура его построения не отличалась уникальностью: один длиннющий коридор с отсеками для ночевки на 16 человек на металлических двухярусных кроватях, блок с общей душевой (в просторечьи - помывочная) и средних размеров помещение со столиками и пунктом выдачи пищи, а в цокольном подвале - камера для хранения личных вещей.
Ровно в девять утра – по звонку, «отель» закрывался на дезинфекцию, и все его обитатели при активном содействии пары дюжих молодцев с наручниками на поясе ненавязчиво выдворялись на улицу...
Сейчас все эти давние события воспринимаются с улыбкой, а тогда, стоя в очереди с утра за котловым кофе и теплым тостом с кусочком сыра, было не до смеха.
А вдруг я не успею получить свою пайку? Вдруг, не доем…
Выгонят. Лишат.
Я не помню названия этого места, куда нас милостиво депортировала Ассоциация. От «милого сердцу» заведения остались лишь обрывочные воспоминания о том, что можно бесконечно долго поедать мизерный кусочек сыра и всеми своими языковыми рецепторами с упоением наслаждаться вкусом обыкновенного хлеба, сыра и горячего кофе.
Отбросив эмоции, подвожу итоговую черту: после оплаты за четыре ночи приюта, покупки билетов на электричку до аэропорта и трехдневного абонемента на трамвай, у нас с Борькой осталось по 8 долларов на четыре бесконечных дня…
.
И я бесцельно существовал.
Ходил по этому, ставшему мне ненавистным городу, ездил на гремящем нервами трамвае, сидел на лавочках и разглядывал тихих и сытых швейцарцев, пытаясь осмыслить извечную тему "Кому на Руси жить хорошо..."
Первая отельная ночь явила мне забавное открытие: собранные в одну кучу 16 мужиков – пахнут.
Причем запах - какой-то не родной, а сильно капиталистический, сочетающий в себе отрыжку дешевого виски, аромат замусоленной и обляпянной нечистотами джинсы и, вдобавок, извините, свежие эякуляционные испарения…
Не хочется излишнего натуралистизма, но наша комната, в которой мы провели эти четыре ночи, уткнувшись в глянцевые обои, как студень из живой человеческой плоти, дышала, стонала, шевелилась и источала дух потерявшихся в жизни людей…
И мне казалось, что я и сам начинаю превращаться в дикое животное.
В животное голодное, злое и готовое разорвать на мелкие кусочки все сущее.
Вы, конечно, можете смеяться, но звали его Билл.
Билл был настоящим Биллом – длиннющий, голубоглазый и с ниспадающими на плечи русыми волосами. Тогда мне показалось, что ему были присущи некоторые черты меланхоличности, которой наделена малочисленная фауна его бескрайней, нефтяной Оклахомы.
Ну, представьте себе, к примеру, ленивого суслика, которому все по барабану.
Так и Билл - был нетороплив, горд собой и безупречно красив.
И спал он в этой ненавистной ночлежке рядом со мной на втором ярусе.
Биллу подавали.
В прямом смысле. Франков по сто его тонкие пальцы пересчитывали каждый вечер.
На целый день он располагался в городском парке у озера и пел свои «кантрические» песни на солнечной полянке.
К сожалению, подаренная им магнитофонная кассета сейчас хранится где-то на неприступных дачных чердаках, и у меня нет возможности вам ее представить.
Я же и не думал никогда, что его творчество может быть в будущем кем-то востребовано..
Я попросил Олега Иванова сделать кадр, хоть как-то напоминающий прошлую картинку.
Вот что получилось..
Очень похоже, только надо Олегу пририсовать волосы почти до пояса.
И мы с Биллом нашли друг друга..
Понимая, что от голода за эти четыре дня я превращусь в швейцарского оборотня, пьющего кровь из заплутавших в ночи горожан, мне пришлось вступить с ним в тайный сговор.
У Билла была инкрустированная вязью гитара и губная гармошка.
С губной гармошкой я не дружу, а вот исполнить знаменитую «Джамбалаю» из репертуара группы «Доули Фэмели» могу.
Так и порешили.
Работаем парой.
Выставляем в парке моих матрешек, поем, продаем, торгуемся, и делим выручку пополам.
- Господа! Здесь петь и собирать деньги запрещено! – к нам подошла парочка – двое полицейских противоположного пола и одинаковой упитанной комплекции.
- Да мы сейчас… Один момент… Допоем и уйдем.. – Билл держался уверенно и невозмутимо. Я же обтрухал по полной программе.
- Нет, господа! Больше вы петь не будете! Пройдите, пожалуйста, в машину!
Моя, оборванная на высокой ноте «Джамбалая», зависла недопетым куплетом в осенних листьях на ветках…
В полицейском участке на нас составили протокол, изъяли честно заработанные нами сто пятьдесят франков и отпустили…
Точно не помню, но в ту ночь, я, кажется, плакал…
И мне опять снилась Америка, и я, снова и снова, мечтал о мировом рекорде скорости...
Как только кто-нибудь слышит слово «Швейцария», то начинает понимающе кивать головой и рассуждать о часах и банковских вкладах.
А я бы добавил, что в этой стране еще есть коровки, затаптывающие на лужках горные эдельвейсы. Замечательная «заграница», что тут еще скажешь.
И ночлежка у нас была замечательная.
Главное – со строгим соблюдением режима.
Помнится, в предпоследний вечер, когда уже я окончательно понял, что мой желудок превратился в наперсток, случился небольшой казус.
Отбой в комнате в 23 00. И точно в это время в ней должен был выключаться свет. Но в тот вечер было немного иначе.
Время перетекло далеко за полночь, а за столом, посередине комнаты, человек пять или шесть арабов играли в карты… Азартно, по-восточному, словно всем селом резали барана.
В принципе, спать совсем не хотелось, но для того, чтобы хоть как-то переболеть голод - сон оставался единственным надежным лекарем.
Привстав со своего второго яруса, я очень спокойно попросил игроков закончить гульбу и потушить свет. Однако случилось неожиданное: один парень резко вскочил, выхватил из стоящей на столе банки с какой-то едой вилку и, одним прыжком подскочив ко мне, стал размахивать этим инструментом для приема пищи прямо перед моими глазами. Сие действие сопровождалось гортанными криками и известным всем восточным боевым кличем.
В первый момент я оторопел, а потом, приподнявшись и свесив с койки свои натруженные о Цюрих ноги, так же как и он, по-звериному, стал орать на весь приют.
Дословно точно, что мной произносилось – не помню.
Скорее всего, фразы, типа:
- Волки позорные, дайте спать! Я не ел четыре дня! Порву, порешу – я из России, суки!
Откровенно говоря, я не из храбрецов, но тогда было все равно.
Было бесконечно досадно, что я не привезу сыну обещанную красную пожарную машину и не куплю жене даже банальный магнитик.
Правда, хочу оговориться. Попытки обмануть буржуинов у меня были.
Мы с Борькой с радостью обнаружили, что пятифранковая монета в точности совпадает с нашими «ленинскими рублями». Ну почему бы в нашей ситуации не воспользоваться таким подарком судьбы? И мы пытались.
Неспешно фланируя по подземному переходу у центрального вокзала, мы попробовали обмануть установленные в нем автоматы с водой, бутербродами и пирожными.
Отловив момент, когда кроме нас никого под землей не оставалось, мы забрасывали в автоматную щель советские рубли и, набрав код булки или гамбургера, терпеливо ждали.
Автомат призывно гудел по полминуты, думал своими железными мозгами и остервенело выплевывал обратно в желоб юбилейные изделия московского монетного двора.
Эти наши полминуты ожидания – пытка на дыбе, с плотным слюноотделением…
Ну, а разбивать стекло витрин мы не стали. Мы же «советские».
Зато телефоны-автоматы эти монеты охотно проглатывали, и я по полчаса разговаривал с домом, рассказывая про «западные красоты» и преимущества капитализма.
Конечно, про то, что я не ем уже несколько дней, умалчивал.
Разгуливая по городу, я иногда заходил в антикварные магазины и пытался предложить эти монеты в обмен хотя бы на пару франков. Не брали.
Однако в одном из магазинов, выслушав мою проникновенную речь про «Перестройку в СССР», мне умудрились сделать подарок. Пожилая продавщица торжественно вручила «глашатаю перестройки» редкий том Соловьева С.М. «История России» издания 1870 года. А может и «переиздание», не знаю.
Но книга была необыкновенной – в коже, с металлическими медными уголками и весила килограмм пять.
Сейчас, делая этот материал, я нашел что-то подобное в интернете. Действительно – уникальная вещь.
А тогда…
Мысль о том, что предстоит целый день бесцельно слоняться по улицам с тяжеленным книгопечатным раритетом невероятных размеров, совсем не вдохновляла.
Разыскав первый мусорный бак, незаметно для прохожих, «История России» оказалась в бытовом мусоре…
Впрочем, как и я.
А с мусорными баками я в этом городе сильно задружился…
На всю оставшуюся жизнь.
Особенно с бачками, стоящими у столиков «Макдональдсов» или «Бургерквинов». Стоишь себе тихоханько и незаметно от них, где-нибудь неподалеку, высматриваешь тех, кто, к примеру, не до конца доел Мак и бросил остаток в бак.
А ты, улучшив момент, подходишь к этому контейнеру и, пытаясь изобразить легкую непринужденность, быстро из него извлекаешь недоеденное содержимое…
А потом…
Очень вкусно. И никакой брезгливости. Потому что когда голоден, мозг работает иначе.
Но в последний день случился и подарок судьбы. Этакий «зигзаг удачи».
Один человек – американский журналист из газеты «Американ Экспресс», внимательно выслушал мой восторженный рассказ про велик и все наши злоключения, что-то записал у себя в блокнотике, а потом запросто достал из бумажника двадцать франков и со словами – Пойди, поешь! - дал их мне.
А может, в дальнейшем, он напечатал статью и выручил за нее стократ больше?
Статьи этой я не видел.
Зато тогда, слету, рванул в игрушечный магазин и купил сыну пожарную машинку.
Да.., а карточные игроки тогда затихли, о чем-то пошептались и, выключив свет, ушли.
Мы стояли с Борькой у трапа на посадку в самолет и сжимали в кулаках посадочные билеты. Проходящий экипаж, заметив нас, вдруг приостановился. Один из пилотов направился прямо к нам. Я насторожился.
- Господа! – обратился к нам летчик, - Вам необходимо пройти…(на этом месте сердце у меня остановилось..) к другому трапу… Пожалуйста, у Вас же красные посадочные – «бизнес класса».. Добро пожаловать на борт!
В самолете я упился.
Закутанный в плед, я съел все, что только было у них в рационе. Я мог умереть от обжорства. Не успел. Время полета - всего два с половиной часа.
Зато в Шереметьево я чуть не угодил в КПЗ. Поводом к этому явилось полное отсутствие бдительности и упоение тем, что я дома, в своем измерении.
Проходя таможню, на строгий вопрос служаки:
- Сколько валюты ввозите в страну?
Я, кажется, ответил:
- А в глаз тебе не дать? У меня полно монет с Лениным.
Проехав на такси почти до Ленинградского шоссе, вспомнилось, что я забыл в аэропорту дорогой моему сердцу чемодан.
Пришлось вернуться. И снова проходить таможню. И снова пересечься с тем, кому пообещал "в глаз".
Как меня тогда не задержали? Почему? Видимо от меня неподдельно искрилась самая простая и честная любовь к Родине.
Вот такая велосипедная история приключилась…
Прошли годы (до чего же красивая и всеобъемлющая фраза), у меня сейчас пара золотых карт «VIZA» в портмоне, и я могу, не задумываясь ни о чем, на самом обыкновенном велике, ничего и никого не боясь, к примеру, колесить по Флоренции…
Могу фотографировать жену на этом вечном двухколесном транспортном средстве даже у статуи Давида.
И могу с выстраданным пониманием бросить монеты уличному попрошайке (к примеру, на Рамбла в Барселоне
и могу зарезервировать самый дорогущий люкс в любой столице мира…
И, и, и... могу многое…, только об этом сейчас писать не хочется. Потому что я не напишу о нынешнем своем состоявшемся «могуществе» с восторгом…
Мой восторг остался в прошлом.
В этой желанной, кем-то надкусанной, булке из Макдональдса…, и пожарной машине.
П.С.
В Америку я так и не поехал, а мечта о ней осталась.
И остался новый взгляд на велосипеды…
В конце-концов, дело не в велосипеде, а в мечтах и обыденной реальности.
Эта история для меня - открытие и осознание того, что мир устроен так, как он устроен.
Какие бы ни были мечты, какие бы ни были проекты, все достается трудом. Очень глубокомысленно, понимаю...
Но, халявы, извините, нет. Жаль, конечно.
А крылья, все-таки, должны оставаться у любого желания...
Крылья можно приделать даже к пресловутому велосипеду.
И когда-нибудь мы воспарим.
Воспарим, уверен безоговорочно, над этой, чертовски замечательной, жизнью.
