Латинская Америка, 2009
Вместо предисловия.
Эта небольшая фантазия на тему танцев «латина».
Действие рассказа происходит в Мексике и Москве. Но за отсутствием мексиканских фотографий пришлось подбирать из копилки снимки, сделанные в Эквадоре. Надеюсь, на общей сути материала это не отразится. Важна атмосфера.
РУМБА
«Румбо» (мекс.) — менять направление, выбор пути, бросок.
Румба — «апофеоз танго», — поет Паоло Конте.
И Танго, и Румба произошли от хабанеры. В Аргентине она удивительным образом переродилась в страстное Танго. На Кубе же хабанера преисполнилась чувственной и полной жизненности хореографией — и возникла Румба, более африканский по своей сути танец.
В начале 19 века существовало три варианта Румбы, но широкую известность получила «румба гуагуанчо» — танец, во время которого кавалер следует за дамой в поисках соприкосновения бедрами, а дама старается этого избежать. Возможно, из-за этого за Румбой и закрепилось название — «танец любви»…(из нета)
Существует множество различных значений слова «Румбо».
Возьмем за основу одно из значений — «менять направление».
Горы, где исчезло время
Отец дал Тимо жизнь.
Ракита дала ему цену жизни.
Ракита могла узнавать «скрытые вещи» и произносить пророчества.
Морщины Ракиты были сродни глубоким морщинам земли, прочерченными временем.
После последней дождевой церемонии старуха, одурманенная перебродившим вином из массивного кактуса-цереуса, устало прикрыла глаза, тихо подозвала Чимо и положила его голову к себе на колени.
— Звук как цвет, цвет как запах… Оставивший свой дух в темноте, навечно заблудится в пространстве между жизнью и смертью и никогда не обретет успокоения… — Ракита нежно гладила жесткие от песчаной пыли волосы Тимо,- Ты уйдешь ночью и вернешься ночью. И ты ничего не забудешь…
Танцевать Тимо начал еще в утробе матери.
Музыка его танцев была легка и грациозна. Своим текучим одеянием она обволакивала Тимо и заглушала едва слышное теплое дыхание гор, пузырчатый шепот ручьев и трели затаившихся в ветвях птиц.
При малейшей возможности Тимо убегал из поселка в горы и отдавался танцам.
Горы были для него местом, где исчезало время, удивительным местом, где все подчинялось только одному закону — закону танца.
И Тимо танцевал вместе с окружающей его реальностью, зыбкой и готовой рассыпаться от любого его резкого движения. И пластика его тела была отточена и безупречна.
Он поднимался на вершины холмов и восхвалял Создателя, подарившего ему все чудеснейшие краски мира — серость шершавых валунов, смоляной блеск женских волос, зелень молодых кактусов и тени играющих детей.
Юноша постиг простую истину, что настоящий танец танцуем не мы, не он или она, всегда танцует наше внутреннее желание, выделывающее свои немыслимые и непредсказуемые «па».
И он танцевал.
Танцевал до глубокой ночи, до ошеломленных звезд, которые с мерцающим трепетом и удивлением смотрели на гибкое тело человека.
Тимо любил свою землю, и земля отвечала взаимностью, открывая его восторженному взгляду все свои цвета и формы, прикрытые причудливыми тенями.
Тимо опустился на колени и стал вглядываться в идеально выстроенный муравьиный караван листорезов Атто, бесшумно пересекающий одну из его заветных троп.
Из рассказов Ракиты он знал, что эти удивительные муравьи являются обладателями острейших челюстей-мандибул. Они превосходят по остроте самые отточенные мачете, когда-либо созданные человеком. Однако с возрастом этот великолепный инструмент притупляется, и тогда «старики» превращаются в простых носильщиков, перетаскивающих листья в гигантские муравейники.
Иногда этим трудягам на пути встречались дьяволы в обличьи жуков.
И тогда «старики» Атто исполняли свой танец борьбы за жизнь, который неизменно заканчивался поражением двуличных.
Тимо любил Асту и тянулся к ней так как тянется человек к неизведанным мирам, к блистающим звездам, о существовании которых и не догадываешься.
Тимо танцевал и мечтал о том, как после танца с Астой он совершит свое первое ночное восхождение на вершину любовного телесного забытья, а на рассвете они вдвоем отправятся в горы.
И тогда он откроет ей свой танцующий мир.
А в тот момент, когда Аста будет уже не в силах удивляться, он «случайно» приведет ее к своей любимой кактусовой розе.
Но это произойдет завтра.
А сейчас в поселке полным ходом шли приготовления к праздничной церемонии. К свадьбе Асты и Тимо.
На выжженном пятачке маисового поля жители ровным кольцом уложили пропитанный уксусом толстый ворсистый канат, очертив своеобразный круг танцпола.
Такой «канатный» способ защиты был самым простым и надежным, чтобы обезопасить собравшихся на ночные гуляния от многочисленных пресмыкающихся.
Извивающиеся твари, уткнувшись в ворс, отдающий острым и незнакомым запахом, мирно и тихо уползали прочь.
Змеи были не редкими гостями в поселке, а после непродолжительного сезона дождей они наведывались к людским жилищам целыми выводками.
Тимо и Аста танцевали.
Они словно в невесомости парили под звуки мариаче (свадебная музыка), рожденные агрессивным гитарроном и пронзительной виолой.
Неожиданно кто-то из окружающих танцпол зрителей, увидев полутораметровую лучистую змею, каким-то необъяснимым образом заползшую в круг, истошно выкрикнул:
— Румбо! Румбо!
Чимо чудом успел ее заметить, блеснувшую огнями горящих факелов, и сделал резкий выпад ногой, пытаясь носком сапога отбросить в сторону нежданного партнера по танцу…
Он промахнулся.
Укус пришелся ему под колено, чуть выше голенища его кожаного ботфорта.
Тимо осел на колени перед Астой и тело его выгнулось, словно такое движение было предписано завершающим рисунком танца.
В этой позе он простоял каких-то несколько мгновений и завалился на бок.
Лучистая змея с зеркально гладкой чешуей, переливающейся от лунного света изумрудным блеском, молниеносно свернулась посреди поляны в плотный клубок в ожидании нового броска. Нижняя челюсть змеи устрашающе растягивалась, оголяя кривые зубы на нёбе.
Стоящие вокруг каната мужчины бросились на поляну.
С холодным ожесточением они принялись неистово лупить по змее подошвами и каблуками хромовых сапог. Били суетливо, промахиваясь и попадая друг другу по ногам. Толкая друг друга, они затаптывали закольцованную тварь, пока все змеиные внутренности не вывалились рядом с выпотрошенной шкурой.
Но они все также продолжали бить, исполняя свой танец возмездия, с ожесточением и яростью, брызгая слюной и выкрикивая проклятия. Продолжали бить до тех пор, пока холодная кровь пресмыкающейся не стала горячей.
Сидя на земле, Аста обнимала Тимо.
Ее губы беззвучно напевали ведомую только ей песню, а тело раскачивалось из стороны в сторону в такт смертельно прерванной музыке…
Ночь дрожала прохладой и мошкарой.
В долине царил все тот же покой, все также трещали цикады и все также смотрели на звездное небо замершие в оцепенении старухи, вспоминая о далекой молодости и своем первом танце.
И где-то очень далеко за холмами все так же гулким медным эхом звонили колокола заутренней службы.
«Ты уйдешь ночью. Ты вернешься ночью… И ты ничего не забудешь…»
Тимо уходил.
С гор, поседевших от ночного света, спускалось застывшее время и своей невидимой силой заполняло его тело и душу. Он этого уже не чувствовал.
Его материальное пространство спокойно и торжественно утекало из сознания, и на это освободившееся место подкрадывался новый претендент.
Это был иной, далекий мир, потрескивающий снежными следами и наполненный ветреным танцем продрогшей березовой листвы.
