Остаться в одиночестве в День Рождения в городишке с величавым названием Висбаден, по меньшей мере, необычно.
Дождь, и я без зонта.
Фобия.
Не умею ходить под зонтом.
Приключается что-то типа клаустрофобии.
Город безжизнен и пуст, и податься-то некуда.
Туплю в витрину часовой мастерской. Забавно. Часы уж очень необычные выставлены, аккурат производства годов моего рождения.
Дай, думаю, зайду.
В глубине салона за столиком - седовласый толстяк с мясистым носом и надетым на глаз оптикуляром для разглядывания крохотных шестеренок.
- Здравствуйте! Можно по-английски говорить? – придерживая дверь, вкрадчиво спрашиваю я.
Часовщик неторопливо поднимает голову и пристально смотрит. Потом резко поднимается и начинает надрывно что-то говорить, чеканя каждое слово и, в конце концов, срывается на крик:
-Нихт! Дас штат нихт Инглиш! Дас штат нихт Инглиш! Дас штат Дойч!
Могу неточно воспроизвести его фразы. Но смысл, думаю, понятен.
Опешил.
Вожу дверью вперед-назад, а над дверью колокольчик привязан.
Дзынькает и дзынькает.
Что делать, ума не приложу. И зачем сюда зашел?
А сам переспрашиваю:
- То, мож, пан розуме по-польску? – лепечу первое, что приходит в голову.
Толстяк опять на крик.
- А я, вообще-то, из России… – бросаю через плечо и делаю шаг на выход.
И тут совершенно неожиданно часовщик начинает со мной говорить на очень приличном английском:
- Да, проходи, проходи.. Что заинтересовало?
Я тыкнул пальцем в часы на витрине.
- Очень нравятся…
Мы беседовали с ним почти час. Я рассказывал про наш круиз, что-то про себя, про Москву, про то, что бесцельно брожу по улицам в свой День Рождения…
А он позвал жену, которая принесла нам чай с пряниками, и рассказывал про своего отца. Рассказывал про то, как он два раза приезжал в Россию, и в районе Старой Руссы, где-то на берегах озера Ильмень, искал захоронение своего убитого войной отца.
Он рассказывал, а я слушал и изредка поддакивал.
Потом он снял с витрины приглянувшиеся мне часы и стал с ними что-то там делать. Повозившись пару минут, Ганс (а звали его именно так), кряхтя захлопнул на часах заднюю крышку и протянул их мне со словами:
- Тебе. В День Рождения.
Я ничего не понимал.
С чего вдруг мне? За какие заслуги? И часы-то эти старинные, которым почти 50 лет, с новым вмонтированным японским механизмом..
А он мне упрямо: «Держи и без разговоров!»
Стал объяснять ему, что на Руси не очень-то хорошая примета часы дарить и, в конце –концов, убедил его, что в таком случае оплачу хоть новую батарейку.
Странно легли звезды.
На руках у меня новые часы.
И что-то новое появилось в сознании.
На судне, не сдержавшись, всем подряд хвастался своим новым приобретением. Никто не верил, что такой раритет обошелся в два евро.
И шептались за спиной, что я умышленно скрываю от жены настоящую стоимость.
А мне и доказывать-то ничего не хотелось.
В День Рождения не стоит ничего доказывать.
Его надо просто прожить.
Без доказательств.
Ганс Гесснер.
Висбаден.
Вдруг занесет? Зайдите в часовую мастерскую. Найдете ее без особого труда на центральной площади.
Зайдите.
Хороший человек этот Ганс, хоть и немец...
