Каких только небылиц нам не рассказывали про Колумба. И про то, что он пират, и про то, что он мистификатор или, в лучшем случае, - полный бездарь и неуч.
Великие люди часто вызывают зависть у не великих.
Десять лет назад я пересекал непредсказуемую Атлантику. Она была покорна и благосклонна, так же как и 500 лет назад.
Измученные пассаты обессилено подталкивали корму нашего круизного монстра к Карибам. Я недоумевал и восхищался. «Санта Мария» была практически размером со спасательные ботики, подвешенные на верхних палубах и вмещающие 60 человек.
Что же двигало этих людей? Жажда славы, денег или одержимость и благородные цели христианской веры, свойственные тому времени? Времени Микеланджело, Медичи, Коперника, Парацельса.
Дабы не смущать читателя, вынужден сразу оговориться. Моя трактовка изложенных ниже событий ни в коей мере не претендует на историческую достоверность. Впрочем, при всей запутанности и неоднозначности жизнеописания Колумба, эта история, предлагаемая Вашему вниманию, вполне имеет право на существование.
INDIANO
(пролог)
На Гуанохани небо светилось как самый синий и прозрачный камень с лысых пиков Каменных Гор. Живая и теплая сельва изредка вздрагивала выжженными макушками пальм, словно так она прощалась с падающими на землю кокосовыми плодами.
В песок Зеленой Реки бесшумно ткнулось носом каноэ.
Крэк спрыгнул в прохладную воду, воткнул в берег длинный шест и направился к укрытой зарослями небольшой хижине с деревянным крыльцом.
Крэк был высок, худощав и быстр.
У плоских черных камней при входе в дом молодая женщина толкла маис в метате (ступе), приготавливая маниоковую муку. На появление Крэка она отреагировала лишь легким поворотом головы, продолжая заниматься своим делом.
Рядом с ней на траве, поджав под себя ноги, неподвижно сидел старец с длинными седыми волосами, приподнятыми и связанными пучком на темени. Его лицо с раскосыми глазами, спрятанными в складках морщинистых век, было причудливо размалевано соком диких растений. Орнамент выдавал в нем «касика» - Главного Вождя.
Крэк с глубокой любовью и некоторым страхом посмотрел на старца и рухнул перед ним на колени.
- Амаливак! Помоги нам обрести сына! Племя лишило Сиу имени*. Мы три года вместе. Новой жизни нет. – Крэк умолк, в упор посмотрел на Амаливака и отчеканил:
- Таино нужен воин.
Старец, казалось, совсем не слышал Крэка. Только лишь через несколько тягучих минут, прикрыв глаза и едва двигая губами, ответил гостю:
- На это воля Всесильного. Не моя воля.
- Если ты не можешь мне помочь, я отправлюсь за край Соленой Воды к Великому Огненному Змею, изрыгающему солнце. Буду взывать к нему!
- Ты сошел с ума. Твое безумие не накормит Сиу! Идет время дождей. Южный вихрь и ливневый обвал. Если ты уйдешь, наборийка (простолюдинка) останется одна и начнет есть земляных червяков. Ты подаришь смерть, а не ребенка, бросив её как непойманную добычу.
- Амаливак! Ты знаешь! Я за Сиу любому Карибу или Араваку прокушу печень! Но нам нужен сын.
- За тобой право взять еще двух жен.
- У касика с Голого Острова жен столько, сколько у меня стрел в колчане. Почему Амаливак живет с одной?
Амаливак молчал.
У Крэка заиграли желваки, он молча поднялся с земли и направился к своему каное.
Сиу в ожидании земного чуда каждый вечер, до прихода к Крэку, тайно уходила к Зеленому Ручью и бросала через плечо семена хлебного дерева. Она верила, что ее живот скоро округлится как пальмовая крона и соски намокнут теплым, бело-лилейным молоком.
Однако дни пробегали как дикие кролики в полях, и чуда не происходило.
Крэк стал молчалив.
На берегу Соленого Озера он выбрал и срубил мощную стволом слоновью пальму. Окорил ствол и сжег наросший на нем лохматой паутиной комль. Обугленный ствол, привязав веревкой к торчащим из воды корягам, погрузил в воду.
Оставив ствол набирать влагу, Крэк принялся плести из широких полос пальмовых листьев полотно. Он делал это так, как плели свои циновки женщины его племени.
Через десятый восход солнца Крэк вытащил срубленный ствол из воды и оставил его под палящими лучами желтого солнца.
Все в племени твердили:
- Крэк сошел с ума!
- Крэк объелся бобов кохоба!*(галлюциноген)
Таинец, не обращая внимания на вопли и смех соплеменников, продолжал задуманное.
Какое-то внутреннее чутье руководило Крэком и подсказывало ему, что надо делать именно так, а не иначе.
Сиу каждый день приходила к Соленому Озеру и любовалась движениями и сноровкой мужа. Она не понимала происходящего, и ей было неведомо, что задумал Крэк.
Она просто знала, что так должно быть. Так надо.
Из сухого ствола Крэк вырубил два одинаковых каное. Белой смолой заполнил появившиеся от жары трещины в днищах. Крепкими двадцатилоктевыми жердями скрепил каное так, что на получившемся помосте между лодок можно было улечься человеку.
В центре своей конструкции он прочно установил высокий шест из тонкой кокосовой пальмы. К вершине шеста привязал перекладину, к которой веревочными петлями подвесил широкий парус из сплетенных им листьев.
Работа была окончена.
Утром Крэк вышел на церемониальный батей и впервые за последние два месяца, нарушив свое молчание, громко выкрикнул на весь поселок:
- Я ухожу!
Провожать Крэка пришел весь остров.
Сиу, заворожено глядя на необычную лодку и уложив в нее кокосовые скорлупы, наполненные водой, лепешки, сваренные клубни батата (картофель) протянула Крэку небольшой сверток.
- Это что? – спросил Крэк, подбросив его в руках.
- Камни – тихо ответила Сиу, боясь быть услышанной остальными, - Здесь их столько, сколько пальцев у нас тобой вместе. Столько же я оставила себе. Каждую ночь я буду выбрасывать по камню, и когда останется последний, ты в этот день вернешься ко мне.
На берегу появился Амаливак.
Замолчали маракасы и утих перезвон раковин, подвешенных между ног у шутов. Все почтенно затихли.
Амаливак подошел к Крэку, прикоснулся лбом к его переносице.
- Наши Духи разгуливают по небесам. Они мало смыслят в мореплавании. Запомни! Не иди по течению, не иди против течения, иди поперек него, если хочешь достичь берега.
Старец торжественно и неспешно надел Крэку на шею костяной амулет:
- Храни его. Змей тебя услышит.
Амаливак отделился от толпы и отошел в тень пальм. Разглядывая из своего укрытия причудливое творение рук настоящего воина Крэка, прошептал:
- Безумие дорогого человека страшней, чем его смерть.
Крэк плыл на Восход.
Никогда еще жизнь не казалась ему такой бесхитростной.
Северо-восточные пассаты, рассыпавшиеся на мелкие вихри у Бермудов, даровали Крэку спокойный, маслянистый Океан, а тихие муссоны с Большой Земли благоволили ему попутным ветром, наполнявшим пальмовый парус.
Крэк с рассветами определял курс и ориентировался на ход солнца.
…Сороковой рассвет плавания высветил опустошенное от припасов каноэ и полуживое существо с бывшим когда-то жилистым, крепким и красивым телом.
Тело Крэку не принадлежало, но его не покинул боевой дух.
Впереди чернела земля.
Таинец попытался привстать, но смог удержаться только на одном колене.
- Я умираю – сказал себе Крэк.
Его сознание произносило эти слова вслух, но они были беззвучны.
Высохшая гортань и онемевшие связки не могли воспроизводить даже самых слабых колебаний.
Проснувшийся и окрепший утренний прибой крепкой волной опрокинул каное, подхватил почти безжизненное и ставшее гуттаперчевым тело Крэка. Прилив нежно вынес его на берег. Взбаламученный шипящей пеной песок забился Крэку в нос и рот. В его разуме не было мыслей, кроме той, что он добрался до заветной Земли Огненного Змея.
Крэк собрался с остатками сил и попробовал сделать вдох.
В этом последнем порыве человека жизнь оставила его.
Наступили Сумерки, в которых беспощадная ясность дня уживалась с темным коварством ночи.
Сиу стояла на берегу Зеленого Ручья и смотрела на маленьких змеек, унизанных коралловыми и янтарными браслетами причудливого окраса кожи. Даже косые тени папоротника, падающие на плавно извивающиеся кольца, не могли обесцветить эту змеиную красоту.
Она тихо разжала пальцы и отпустила в неспешный водный поток свой последний сороковой камень разлуки с Крэком.
Сиу вспомнила слова Амаливака: «Благо неведения - священный дар».
Где-то далеко за Каменными Горами ухнули раскаты зарождающейся грозы.
Напуганные нарушением безмолвия, в небо гулким фырканьем взметнулись тысячи алых ибисов, полыхая над Сиу райским сиянием гранатовых ягод.
Она смотрела вверх на магическое птичье месиво, напоминающее огонь горящей сельвы, и ей казалось, что птичья стая превращается в пожирающее ее изнутри полчище черной саранчи.
Сиу непроизвольно осела наземь.
Она закрыла глаза и незнакомым ей доселе подспудным импульсом - ни тела, ни рассудка, ощутила зарождающуюся в ней внутри новую жизнь, оставленную ей любовью Крэка.
* - в некоторых индейских племенах высшим позором считалось лишение имени. Тогда соплеменники обращались к такому человеку просто кликом, типа «Эй, ты!»
ОСТАНОВКА
1488 год – простолюдинка, некая Беатрис Энрикес де Арана родила Христофору Колумбу сына Фернандо. Колумб не только признал ребенка, но и взял его в свою четвертую экспедицию. Именно его внебрачный Фернандо, впоследствии издал биографию отца, которая станет основным источником сведений о великом мореплавателе.
В этом мире нет ничего более всего вводящего в заблуждение, чем покой. Нередко даже самый глубокий покой готов разродится настоящей бурей.
Спокоен был в этот вечерний час и остров. Небо над серыми скалами с проплешинами мохнатой сочной зелени было синим и мягким.
На раскаленном сером камне, раскинув руки, лежал человек. Он был высокого роста и плотного телосложения; вытянутое лицо с чуть красноватой кожей, тонкий орлиный нос и серо-голубые глаза, в которых отпечаталось море. Ему было только 37 лет, но растрепанные океанским бризом волосы были совсем седыми.
Человек явно никуда не спешил, с интересом рассматривая все, что попадалось ему на глаза в пространстве безлюдного берега. Да и спешить ему было некуда. Зашедшее на Мадейру судно второй день стояло под загрузкой сахаром.
Звали этого человека Кристобаль Колон.
Накатившая волна лопающейся пеной залила ему лицо. Кристобаль улыбнулся, обтер лицо рукавом льняной рубахи и осторожно стал подниматься по камням к стоявшему в отдалении домику с иссохшей тростниковой крышей.
На время своей остановки Кристобаль поселился в небольшом позаброшенном поместье у своего почившего тестя Бартоломеу на Фуншале.
За поместьем присматривала своячница Колона - Изабель Мониш. Похоронив мужа и отходив траур, Изабель, не долго раздумывая, повторно вышла замуж за Педро Корреа, назначенного губернатором острова Порто-Санто. Для нее этот брак был простым и понятным. Избалованная своим прошлым приближением ко двору принца Жуана она уже не представляла себя в каком-нибудь ином жизненном укладе.
Ее новый супруг был человеком веселым и удачливым. Но с назначением его губернатором в нем произошел почти незаметный сдвиг, совсем пустяковый, точно лопнула тонюсенькая жилка которая красным пятнышком разрывается в глазу. Но от этой неясной, странной причины многое в нем изменилось. Его стали раздражать вынужденные посещения Порто и постоянные домашние приемы гостей с материка. Размеренность, неторопливость во всем и уединение стали для него более желанны. И Педро Корреа все чаще искал приют на вверенном ему в управление крошечном островке.
Два раза в неделю на стаксельном кече, небольшом двухмачтовом судне, он уходил с Мадейры на лежавший в восьми морских лигах Порто Санто.
Он справлял дела, неспешно и чинно проводил городской совет, состоявший из десяти членов, делал отметки в потрепанном канцелярском городском дневнике.
Новая служба приносила неплохой доход, но особого богатства за несколько лет он так и не нажил. Да и не особенно к нему стремился.
- Жуан мне опять отказал! Но я клянусь Вам небом! Я сделаю мир христианским! Я избавлю святой Иерусалим от мусульман! – Колон порывисто поднялся со стула и, размахивая рубиновым бокалом в руке, начал методично вышагивать по комнате. Вино выплескивалось на пол, но он даже не замечал этого.
- Когда же закончится эта бойня за Гранаду! Мне нужны деньги… деньги, два месяца, да десяток ловких парней. – Кристобаль с треском поставил бокал на стол и сжал кулаки - Изабеллу я покорил, а Фердинанд принимает мои планы за взрыв энтузиазма у сумашедшего. Они живут реконкистой. Им не до меня.. У них в головах только одно – изгнание арабов с Пиреней - Крис, разгоряченный сладкой и крепкой мальвазией, незаметно ударившей в голову, казалось совершенно вышел из себя.
Педро Корреа, словно на дворцовой церемонии торжественно вышел из-за стола и рассеянно посмотрел куда-то в потолок:
- Крис! Твой догматизм становится единственной правдой жизни! А мавры, что мавры? Они - завоеватели, а для этого нужна только грубая сила. И они не хвастаются ею, ибо она является случайностью, возникшей как результат слабости других людей.- Педро глубокомысленно замолчал - Надо всегда искать силу. Всегда! Ты лучше бы с такой яростью помышлял и заботился о будущем сына. Кстати, где сейчас Диего?
- Он в Андалузии, в Палосе. Я отдал его в обитель к францисканским монахам. Там такое чудное место! Сосны. А какие чистейшие воды у речушки Одиль! – Кристобаль слегка прикрыл глаза.
- Эхх… бедная Фелипа! Вскормила твое дитя да и почила с миром. Давай выпьем за нее и за вдовцов.. - губернатор одернул видавший виды тяжелый камзол и негромко окрикнул в раскрытую дверь – Беатрис! Подай нам пунша!
Через минуту в комнату неслышно вошла девушка. У нее был мягкий овал лица и легкий румянец на щеках. Солнечный блеск в ее немного раскосых глазах излучал какую-то восхитительную капризную решимость и явно не гармонировал с унылой покорностью служанки. Беатрис стояла перед ними со слегка поджатыми губами, будто она стыдилась их красоты и чувственности.
Кристобаль оцепенел. Речь отказала. С неимоверным усилием разомкнув губы, он шепотом обратился к Педро:
- Господи..! Где Вы ее нашли?
Губернатор слегка наклонился к уху Колона и так же шепотом ответил:
- В Кордове, в окрестном поселке. Что, хороша? Знаешь, меня сразу покорили ее волосы. Она сидит на них! Представляешь, сидит!
Колон не слышал голоса Педро. Вовсе не потому, что тот тихо проговорил ему в ответ. Кристобаль уже ничего не слышал: ни чужих голосов, ни райского перелива птиц за распахнутым настежь окном, ни невыносимого скрипа половиц под стоптанными каблуками.
Он всей своей сутью, всем своим замершим нутром вслушивался в красивое дыхание Беатрис.
ТРУП
Крис обнял Беатрис, и она этому не противилась.
- Я вернусь за тобой. Ты и я, и весь мир. Я возьму тебя на руки и подниму на мое судно к парусам, унесу тебя, не касаясь ногами земли. Ты, я и весь мир..
Чуть прикрыв глаза и прислушиваясь к страсти, дрожащей в его голосе, Беатрис улыбалась в темноте террасы, с приятным головокружением отдаваясь обнимавшим ее рукам.
Она сладостно застонала и, выскользнув из крепких объятий, решительно сделала шаг назад.
- Ты безумный ребенок! – дрожащим голосом ответила она, – Никто и никогда не сможет меня заставить. Даже ты - Колон. Я не из тех, которых заставляют.
Кристобаль съежился перед силой этого утверждения. Она чуть смягчилась.
- Разве тебе не довольно того, что ты меня увлек? – ласково прошептала она. - Я приду, и приду по своей воле. По своей собственной, свободной воле. Знаю, что ты будешь ждать меня... Сегодня…
Беатрис долго сидела на уголке постели. Распустив волосы, она откинула их за спину, погладила от плеча до локтя свои озябшие руки и стала вслушиваться в полночные звуки - сон не шел и ей казалось, что она погружается в туман, где ни глаза, ни ум не подскажут, что ее ждет – опасность или счастье?
Все опасения и предчувствия заслоняли разум: она сидела и боялась пошевелиться.
Беатрис потушила свечу, легла под простыню, поджала колени и принялась считать до ста. Дойдя до пятидесяти пяти, шумно скинула укрывавший её шелк, соскочила на сырой пол и, быстро перебирая босыми ногами, выбежала из дома.
Кристобаль сидел на берегу. Он не заметил, как провалился в сон.
Крису чудился далекий бой чужеземных барабанов, ранее никогда не слышанный, то затихающий, то нарастающий – звук призывный и манящий, и, может быть, исполненный такого же глубокого значения, как набатный звон колоколов в христианской стране. Ему грезился свинцовый океан, небо цвета дыма и строптивое судно, неуклюжее, неповоротливое и расстроенное как старый рояль.
Крис открыл глаза.
К воде прилип белый туман. Очень теплый, липкий и еще более непроницаемый, чем отступившая безлунная ночь. Туман не рассеивался, он стоял вокруг, как глухая стена.
Неожиданно в этой оглушающей тишине раздался крик, переходящий в невыносимо пронзительный визг, доносившийся как будто бы со всех сторон.
- Бог мой, что это! Беатрис! – простонал Кристобаль и, вскочив на ноги, побежал к едва различимому силуэту на берегу.
Беатрис босиком стояла на мокрой, черной гальке закрыв лицо руками и вздрагивала всем телом, словно ее душили беззвучные рыдания.
В ногах у нее в такт накатывающих волн колыхалось безжизненное человеческое тело.
Кристобаль замер и стал вглядываться в труп человека непонятной для него расы.
Человек был не белый и не черный.
Иссохшая медно - рыжая кожа, натянутая на скелет, была изъедена въевшейся морской солью. Это был не европеец и не азиат. Блестящие черные ступни, словно прилипшие отполированные подошвы . Ступни, которые никогда не знали обуви. Разглядывая его ребра и суставы, выдавленные как узлы на веревке, Крис прикусил губы, желваки на его острых скулах заходили ходуном.
У мертвого посланника Атлантики на раздутой солнцем шее висел амулет. Странное украшение, продернутое пожелтевшей ниткой на обезображенном голом теле, производило жуткое впечатление. На широкой отполированной костяшке с неровным отверстием был вырезан уродливый контур морды неведомого зверя.
Кристобаль забыл про дрожащую рядом Беатрис. Все его потаенные мысли, все его мучительные сны, казалось, раскрылись и ожили в этой безжизненной человеческой плоти, брошенной под ноги далеким горизонтом.
В голове пульсировала ненависть к не понимающим его людям: «Они хотят убить во мне веру и чувства, для того, чтобы потом тыкать в меня пальцем и возглашать –«У Колона нет веры и чувств!».
Сидя на коленях у трупа, Кристобаль обхватил голову руками и в полузабытьи, вперившись в изогнутый утренним солнцем океан, вполголоса вторил сам себе:
- Они там, там. Я их найду.. Я доплыву. Доплыву, чего бы это мне не стоило...
* ТАИНО - название племени карибских индейцев, вымершего от завезенных болезней после экспедиции Колумба.
