Этот рассказ был написан после возвращения из амазонской сельвы в Эквадоре.
_______________________________________________________________________________
Waorani – люди – от слова «человек»
В нижеприведенном тексте буду писать «гуарани», вместо правильного «уаорани» и пусть знатоки этнологии не возмущаются)).
МУНК ПОШЕЛ ЗА ОБЛАКОМ
Стоя на залитой солнцем поляне, индеец разглядывал, как теплый застывший воздух растворяет дневные тени. По сельве неспешно плыл солнечный луч, омывая заросшие мхом прохладные стволы и тщательно прорисовывая все прожилки пальмовых листьев.
Мунк словно погрузился на дно тихой реки, где властвует изумрудный полумрак и красная глина пронизана тысячами корневищ, перекачивающих влагу. Влага затаилась в земле, дрожала в воздухе, пряталась в растениях и слетала с листьев блестящей серебряной пыльцой. Лианы, как гигантские водоросли, поднимались к свету, словно морские змеи, ползущие по причудливо изогнутым ветвям.
Эта была его красота жизни. Красота его теплого дома, которая даже своей тишиной разносила эхо. Все окрест затихло, и только глухой крик обезьяны-ревуна нарушал повисшее природное равновесие.
Мунк знал – где-то рядом охотится оцелот. Сначала он почувствовал его своим подсознанием и лишь потом, через какие-то секунды, человеческий взгляд выхватил из травы белый подбородок зверя.
Мунк был касиком (вождем) и Мунку был очень нужен оцелот.
Все произошло настолько быстро, что набухшая капля на кусте биксы не успела долететь до земли.
Индеец, в гуттаперчевом прыжке, всем телом рухнул на зверя, припечатав его к опавшей листве. Молниеносно перехватив руками лапы противника и жестко надавив локтем на глаз почти двадцатикилограммовой дикой кошки, он с силой прижал ощерившуюся пасть к земле.
В этом сплетении тел они извивались до тех пор, пока медленное серое облако не накрыло сельву. Наконец, дыхание оцелота стало спокойным и ровным.
Мунк осторожно достал мусурану (веревку), зажал один ее конец зубами и, помогая себе пальцами, не разжимая хватки, попарно опутал лапы поверженного врага.
Все было кончено...
Оцелот, как свежепойманная рыба, мертво лежащая на песке, вдруг изогнулся и, спружинив всем телом в своем последнем отчаянном порыве высвободиться, оторвался от земли. Склонившийся над ним человек стремительно подался назад, но, лапы зверя, описавшие в воздухе кривую дугу, когтями, глубоко процарапали ему глаз.
___________________________
- Ты хотела кошку. Я принес тебе кошку! - с иронией и напускной игривой надменностью провозгласил Мунк.
- Ты подвергал себя опасности. Мне стало страшно. Я же не просила оцелота, я хотела просто кошку. Сельвана улыбнулась, поставила на землю пиалу с матэ и нежно обвила мужа руками.
- Где нет опасности, там нет и славы касика,- нравоучительно произнес Мунк и добавил:
- Я принесу для тебя все, что ты не попросишь.
Сельвана прижалась щекой к плечу мужа. Всем своим существом чувствуя оберегающее присутствие родного тела, она чуть прикрыла глаза и тихо, по-девичьи хихикнув, сказала:
- Теперь я хочу поиграть с облаком. Принеси мне облако.
Гуарани едва заметно улыбнулся, крепко обнял жену и задумчиво посмотрел вверх.
- Хорошо. Мунк пойдет за облаком. Мунк будет просить Бога Тупу, и Тупа подарит облако Сельване, которая будет жить вечно. - С этими словами индеец тихо выскользнул из объятий жены и поднял снующего в ногах Наона на руки.
Сын терпко пах красной пылью, дымом и только что съеденной маракуей. Мунк глубоко вдохнул, пытаясь проглотить такой счастливый для него воздух.
Сельвана посмотрела на чуть кровоточащий глаз мужа и почти приказным тоном произнесла:
- Терпи. Сейчас варом очистим рану. И обернувшись с порога хижины, уже серьезно добавила:
- Мне не нужно облако. Мне нужен Ты.
_________________________
Близкая река несла прохладу дыхания, и неспешное течение молча забирало с собой ночи и дни. Иногда пересыхая, порой переполняясь через каменистый край берегов, река вторила своими водами укладу гуарани. Вторила их жизни, в которой не нужно было обгонять время, а жить неторопливо и просто.
В один из дней, после долгой охоты, Мунк вернулся в селение.
В селении не было радости мира. Дом встретил его безмолвной скорбью одинокой старухи Таны. Маленькой и сморщенной, издалека похожей на старого ребенка.
Тана беззвучно шевелила губами, словно пережевывала маниоку для приготовления массаты.
- Бандейрос*? - то единственное, что смог проговорить, потрясенный увиденным, Мунк..
- Корубы*… - протяжно, словно страшную песню, пропела старуха - Забрали всех. Забрали Сельвану и Наона. Забрали всех. Мы слышали, как они идут. Мы пускали ветки по реке*. И мы не смогли их остановить.
________________________________
Мунк ушел в сельву. Он видел тех, кто уходил. Он видел сожженных и убитых. Видел желтые кости, сохнущие на солнце. Он встречал врагов и тех, кто прикидывался другом. Встречал длинные ночи и пролетающие дни. Только он не встретил Сельваны и Ноана.
Старый индеец сел на землю, неторопливо сплел из оторванных полосок лианы прочную веревку и, соорудив небольшую петлю, набросил ее на свои ступни.
Потом достал из колчана четыре отравленные ядом кураре тонкие стрелы и поочередно, по одной, глубоко проткнул ими себе пятки и оба предплечья...
Мунк осознавал, что в нем еще оставались сила, разум и телесная жизнь лишь на несколько минут.
Индеец резко поднялся и, обхватив ножной петлей ствол карнаубы*, стал короткими и уверенными рывками взбираться вверх.
Туда, вверх, где в разорванном куполе из сплетенных величественных крон синели лоскутки далекого мира Сельваны и Наона.
Мунк вскарабкивался все выше и выше и со спокойным пониманием уходил к манящему небесному свету, в вечном плену которого безмятежно жили, уже такие близкие ему, облака.
- * массата - слабоалкогольный дрожжевой напиток;
- * бандейрос - стихийные отряды наемных солдат, кочующих по Аамзонии в поисках золота и драгоценных камней;
- * ветки по реке - знак предупреждения для других племен о том, что им будет дан отпор;
- * корубы - каннибалы;
- * карнауба - род восковых пальм.
________________________________
Вот такая сказка. Я не знаю, было это на самом деле или нет.
А если и было, то давно или очень давно. Но утром к нам в лагерь, спустившись с облаков, пришел Мунк.
Гуарани охотно фотографировался с нами, под аплодисменты метко стрелял из «плюющегося жала» в капустный кочан и с любовью рассказывал нам про Амазонию.
Он читал сельву, как букварь, как заученную христианскую молитву, принесенную гуарани иезуитами. Он знал каждый куст, каждую ветку и лист. Каждую страницу своего пути.
Я не знаю, сказка это или нет, но помню, как я заворожено смотрел на Мунка.
Помню, как он, в перерыве своего представления, отвернувшись от наших любопытствующих взглядов, молчаливо вглядывался в краски сочной зелени и изредка, очень медленно, поднимал голову к небу. И смотрел на него пристально и долго, словно на небе непременно что-то должно было произойти...
