Рассказ сделан на фактическом материале.
Эгейское море, 2006г.
ФАЛЬШЬ
(Отрывки из сценария)
Поезд.
- Звали?
- Да–да... Хотя я никогда не зову, не жалею и не плачу… - Сергеич, картинно изобразив глубокомыслие, добавил:
– Вообще-то нет, плакал раз.., в кино.. когда Анжелина Джоли блузку снимала… Будьте добры. ЧайкУ можно?
- Сейчас, сейчас, только ведра принесу...
Александр Сергеевич Полянский, моложавый мужчина, на вид лет сорока, согласно кивнул, пробормотав:
- Ладно, ладно, не к спеху, - и, глядя вслед семенящей по проходу проводнице, подумал: «А ведра–то, собственно, здесь причем?»
Размышляя о причинно-следственной связи между заказанным стаканом чая и загадочными ведрами, он вернулся в купе.
Ирка, по-детски поджав под себя ноги, сидела на полке и, изредка беззвучно чертыхаясь на подергивание вагона, отшлифовывала свои шедевры в жанре «высокохудожественного маникюрного творчества».
Полгода назад, на съемках новогоднего «Круглого стола», в Останкино она неожиданно подошла к Полянскому и без лишних обиняков и комментариев, с обескураживающей непосредственностью предложила ему «вдвоем обжечь губы в буфете». Сергеич в тот момент с ходу и не сообразил, что речь идет всего лишь о чашке кофе, но моментально согласился.
Первый месяц их скоротечных встреч Полянский измучил себя вопросом: «Есть ли в Москве вытрезвитель для пьяных от счастья?». Однако с приходом весны, их спонтанно начавшийся и теперь ставший высасывающим все силы роман, принял тупиковый характер.
Для «Народного пИсателя» - так в шутку перед знакомыми называл себя Сергеич, этот период влюбленной жизни ему был и не по карману, и не по силам для его тонкой душевной организации.
Ирину же замысловатые и непредсказуемые поступки Полянского, которого она воспринимала как прилагающуюся обязательную забаву, откровенно раздражали. Но она мирилась с этим, в угоду возможности совместного пребывания с Сергеичем на столичных светских раутах.
Все происходящее в последние месяцы было для нее в диковинку - как новомодный тест на самоутверждение. Да и его заманчивое предложение - вместе отправиться в двухнедельный круиз по греческим островам, задвинуло на задний план все происходящие непонятки.
- Часа через полчаса Сочи – всматриваясь в окно, бросил Полянский, – только что Лазаревское проехали.
Ирка не поднимая головы, выдавила из себя:
- Ага…
«Вот же слово-паразит» - в очередной раз подумал Сергеич про это «ага». Да и ладно, да и бог бы с ним. В конце-то концов, это не повсеместное, прилипчивое «как бы», и в Иркином исполнении, это «ага» звучит необычно, как-то по–своему, по-детски смешно и певуче.
Сергеич чертыхнулся, в сотый раз поправляя вылетевший из направляющих шторный держатель и добавил:
- Представляешь, все никак не могу избавиться от этого навязчивого идиотского суеверия с нашим выходом из порта тринадцатого. Ну, не должны выходить суда из портов тринадцатого числа! Не должны! Хорошо еще, сегодня не пятница. А вот раньше, лет триста назад, так вообще - выход на берег тринадцатого, в пятницу, был под строжайшим запретом капитана. От греха подальше.
- Ага...
- Что «ага»?
- От греха подальше…
Полянскому так и захотелось вздохнуть, сделать многозначительную паузу, которая избавила бы его от необходимости говорить то, что сейчас говорить совсем не хотелось. Навязчивое ощущение, что весь этот предстоящий совместный круизный вояж станет для него рубежным полигоном взаимных разборок и болезненных акцентов, вызывало у него тревогу.
Сочи. Порт.
На удивление, и к радости Полянского, из порта «тринадцатого» они не вышли.
Судно отшвартовалось только в начале первого ночи «четырнадцатого» из-за четырехчасовой задержки самолета с прилетающей из Питера группы туристов.
Стоя на палубе и глядя на вспышки сочинского маяка с караулом в лице одинокого рыбака в конце пирса, Полянский, обняв Ирку за плечи, испытывал накатившее на него благолепие и умиротворенность…
Говорил он негромко, но с таким расчетом, чтобы слова были слышны окружающим пассажирам:
- Вот утверждают, что на каналах нет течения. А мне кажется, что наш «Москва-Волга» обязательно должен течь…
- С чего вдруг?
- Ну, что-то же должно забирать с собой всю накопившуюся суету и усталость столичного города. Вот он и забирает из окрестных пойм весь этот растворённый в себе груз, да и прячет его где-нибудь на задворках Большой Волги.
Полянский запрокинул вверх голову, взъерошил руками волосы и мечтательно добавил:
- А шлюзы – так они роль фильтров должны выполнять, чтобы случайно с этими потоками не прихватить теплоту и очарование московских улиц и двориков, оставить их нам в постоянное пользование…
- Сказочник ты… Все бы у тебя печаль, да томление… Я же сейчас здесь, с тобой. Вот и радуйся тому, что есть…, радуйся настоящему… – и Ирка звонко чмокнула Сергеича в небритую щеку.
Судно. Музыкальный салон.
«Викинги»
Валька и Галька – дородные статные женщины, совместно перевалившие весом за «мировую штангу» Жаботинского. Но была в них стать и броская, «кустодиевская» красота. Ростом под метр восемьдесят и длинные, распущенные, набело мелированные волосы. Их так и прозвали – «викинги».
…..
Она неожиданно резко своей широкой пятернёй прихлопнула Полянского за ширинку и, косо глядя осоловевшими глазами в куда-то потолок, приблизила к нему своё лицо:
- Ты! Писака хренов! С какой-то пигалицей связался! Да ты только посмотри, что у меня вот здесь!
С этими словами, высвободив Полянского из своих железных тисков, она рванула блузон на своей невиданной груди. «Золотые купола Росси» предстали публике во всей своей необъятной красе…
- Валька! Да успокойся ты! Ну, ты с ума сошла! – сидящие за столиком всем гуртом навалились на разъяренное дорогим шотландским вискарем тело, в попытке остудить этот сорокаградусный порыв страсти.
Полянский, воспользовавшись спасительной суетой, быстро ретировался из музыкального салона.
Вовка – «вертолет»
Он завидным постоянством появлялся к предобеденному времени на забитой лежаками с людьми верхней палубе и, заглушая общий гул, почти срываясь на крик, вопрошал:
- Хоть кто-нибудь мне здесь ответит?! Вертолет на палубу с-ссесть сможет..? Что, блин...? Молчите?
Окружающие с любопытством разглядывали дорого одетого и сильно помятого Вовку, незаметно прыскали в сторону, не преминув во всеуслышание обсудить его алкогольные пристрастия.
Этот Вовкин риторический вопрос и его походка на длинных, постоянно заплетающихся как спагетти ногах, так и закрепили за ним кличку «Вовка-вертолет».
Полянский всю неделю уклонялся от панибратства с «Вертолетом», однако здесь, в забитом посетителями баре, ему деваться было некуда.
- Сергеич, понимаешь, она мне жизнью дочки клялась, что у неё ничего с ним не было... Понимаешь… - Вовка сглотнул комок, застрявший в горле, - Наташкой, клялась…! Сука!
Полянский не понимал.
- Знаешь… Я теперь как дальтоник в поисках синей птицы, ухожу ее искать и возвращаюсь ни с чем. Раны зарубцовываются, да, только рубцы растут вместе с нами…
Вовка говорил пьяно и, порой, совсем непонятно, потом неожиданно вскочил с высокого стула и зло, процедив сквозь зубы: «****ь!», упираясь руками в коридорные стенки, поплелся к себе в каюту…
Бармен, сдув невидимую соринку с бокала, строго посмотрел на Полянского и доверительно произнес, словно оправдываясь за «вертолета»:
- Дочку он три месяца назад похоронил. Первокурсницу. Она на машине с парнем… Под Самарой где-то они перевернулись…
Каюта
- Можешь себе представить? Бабка 1912 года рождения… Она годами пенсию откладывала на круиз, пришла в фирму с простым паспортом, даже не знала, что надо заграничный иметь… - Ирка отложила в сторону фен, - Да и у нее его никогда в жизни и не было второго паспорта. Выслушала менеджеров и сказала, что через пару дней снова придет…
- И что? Пришла?
- Ага.. Ей в ОВИРе менты действительно за три дня все оформили. А может и помог кто?
Полянский посмотрел на Ирку в широко распахнутом шелковом китайском халате и подумал: «Как бы выдержать бы эту жизнь... и ее, а уж с остальным я как-нибудь разберусь …»
- Ну и что?
- Так эту Серафиму выбрали сегодня «Мисс Круиз», а она подаренную ей на сцене корону обратно принесла в судовое бюро с вопросом: «Милые, а реквизит-то, куда и кому надо сдать?»
Девчонки в информационном бюро чуть не расплакались от умиления...
Палуба
- Вот… Посмотри какую мне штуку старпом подарил. - Ирка протянула ему небольшой цилиндр, формой и размерами напоминающий футляр от очков Полянского.
- Это факел такой. Фейерверк. Он даже под водой гореть может… Саш, а почему у него название такое странное – «фальшвеер»?
- Так он, скорее всего, своим «веерным» светом всю людскую фальшь и высвечивает, - Полянский улыбнулся.
- Ага… Ну, Саш! Ну, разве можно с тобой хоть о чем-нибудь, когда-нибудь, серьезно говорить?
- Наверно нет…, а ты лучше эту игрушку в тумбочку спрячь. Дернешь еще случайно за шнур, устроишь тут всем карнавал Капакабаны..
Ирка, в обидках поджав губы, задумалась:
- Нет, подожди… Я придумала, что мы с этим «веером» сделаем, мы сейчас пойдем на самую-самую верхнюю палубу, там же сейчас никого нет, и вместе с этим салютом мы кое-что устроим, – она заигрывающее посмотрела Полянскому в глаза – и добавила:
– А хочешь, я платье на голое тело одену? Подожди…
Прижавшись к нему всем телом, она незаметно засунула фальшвеер во внутренний карман пиджака Сергеича. Затем развернулась и, с оттяжкой, от бедра, как «бабочка» с Тверской направилась в пассажирский отсек.
Ирка не на шутку завелась от задуманного. Все её нутро сладко заныло. У каюты, случайно, она лоб в лоб столкнулась со старпомом.
Он неожиданно рухнул перед ней на колени, и крепко обхватив ее бедра, теплым выдохом в пышные складки юбки, в самый низ живота, чуть слышно произнес:
- Иди ко мне…
Полянский продрог так, что ему противно сводило скулы. Целый час в ожидании Ирки вынудил его хаотично носиться по судну, заглядывая в ее поисках во все углы..
В конце концов, он обреченно подошел на рецепшен к секьюрити, в диком желании переодеться во что-нибудь сухое:
- Молодой человек! У меня ключа нет от каюты. Помогите, пожалуйста.
- Да не вопрос.. "Мастер кей - вездеход" всегда со мной. Пошли.
За распахнутой каютной дверью, прямо на пороге, возвышалась горка вещей которую украшала капитанская фуражка. Из потной темноты, Ирка, прикрывая обнаженную грудь, ошеломленно посмотрела на неожиданно нагрянувших "взломщиков" и едва слышно выдавила из себя:
- Не то это…, нет то, что ты думаешь…, не то… Санечка… Не то..
Палуба
- Сергеич! Где бродишь? Давай к нам швартуйся! Чай стынет!
- Я сейчас, сейчас.., сейчас…, минутку.. – и неразборчиво пробормотал, – Вот только ведра принесу…
- И что у него в голове? Какие ведра? Писатель, блин! – шумная компания за столиком продолжила слажено звенеть стаканами.
Полянский незаметно для всех спустился на кормовую швартовочную палубу. Неуклюже поскользнувшись на новых каблуках, потерял равновесие, но чудом успел ухватиться за скатанную кольцами канатную бухту.
Дальше, уже очень осторожно, не спеша и выверяя шаг, подошел к деревянному отполированному лееру. Не развязывая шнурков, пятками стянул с ног туфли.
Через тонкие носки почувствовал обжигающий холод железа. Быстро перебравшись через поручень, уже не оглядываясь по сторонам, пристально посмотрел вниз.
Всеми легкими глубоко вздохнул и задержал дыхание.
Затем раскатисто, протяжно выдохнул и, сильно оттолкнувшись от борта, прыгнул в светящиеся пенной луной волны.
(Продолжение следует...)
Продолжение:
https://ranton.tourister.ru/blog/7808
